-->

18.10.13

Первый воздушный ликвидатор Чернобыльской аварии: "Мы забросали в реактор 120 тонн охотничей дроби!"

Корреспондент ИА REGNUM в Калининграде встретился с полковником в отставке Геннадием Сальниковым, командовавшим эскадрильей вертолетов Ми-6, которые в первые дни после взрыва на Чернобыльской АЭС забрасывали реактор песком и свинцом.

Геннадий Иванович, как вы попали на ЧАЭС?

Я в то время занимал должность командира эскадрильи вертолетов Ми-6 войсковой части № 06922. Дислоцировались мы на аэродроме под Каунасом (Литва). Нас подняли 27 апреля 1986 года в 7 утра. Стояло воскресенье и мы решили, что это обычная учебная тревога, поскольку нам даже не сообщили место посадки и не поставили четкой задачи. Нас, три экипажа, направили в район города Чернигова. Уже при подлете к Чернигову указали приземляться на аэродром местного военного училища у населенного пункта Городня. Нас там уже встречали военные в химзащите, которые и сообщили, что случилась авария на Чернобыльской АЭС. Хотя при подлете к Чернигову, когда нам дали обход 80 км южнее, мы стали понимать, что что-то шарахнуло именно в Чернобыле, потому что других опасных объектов в округе просто нет. У нас был на вертолете приборчик дозиметрический, он уже показывал высокий уровень радиации.

А откуда знали о существовании атомной станции?

А у меня правый летчик Петренко в свое время служил непосредственно в самом городе Чернобыле. Рассказывал, какие там красивейшие места. И, естественно, про АЭС говорил... В общем, из Городни нас перебазировали в Чернигов, а затем - на четыре площадки в 8 километров от реактора. По сути, в прямой видимости. На эти площадки уже был завезен песок и бэушные тормозные и десантные парашюты. Нам поставили задачу - крепить на внешнюю подвеску вертолета парашют, наполненный песком, и сбрасывать в жерло реактора. (Геннадий Сальников показывает картину, нарисованную его тогдашним штурманом Олегом Шмаковым и подаренную на 45-летие командиру. - ИA REGNUM).

Вот примерно так все и было. Два дня мы кидали песок в мешках - по 4 тонны за один прием. Ми-26 - два было таких тяжелых вертолета - брали на борт по 7 тонн, а Ми-8 по 1,5 тонны песка. Было замкнутое кольцо по сбросу песка, с интервалом 22-32 секунды бомбили этот реактор. Потом приказали бросать свинец - такие болванки по 40 и 60 килограммов. Их тоже подвязывали парашютными стропами из расчета 4 тонны за один сброс. Предполагалось, что при точном попадании парашюта из-за высочайшей температуры болванки расплавлялись и покрывали раскуроченную арматуру пленкой. А 2 мая начали сбрасывать мраморную крошку.

Ваши первые впечатления от увиденного с борта вертолета?

Мы видели эллипсовидную брешь в развороченной бетонной коробке. А оттуда валил неестественно белый дым. Когда мы накрывали носом вертолета все это хозяйство, то хотелось посмотреть более внимательно картину, но нас предупредили, что если мы это сделаем, то завтра уже ослепнем. Мы сбрасывали песок с высоты 160-180 метров на скорости 50-60 км в час. То есть мы не зависали. Самое главное было не задеть за трубу реактора высотой 155 метров. Труба уже под винтами ложилась. А руководили нами с гостинцы "Припять" на удалении трех километров. Оттуда руководитель полетов наблюдал за нами с соответствующей аппаратурой. И как только мы выбирали правильный курс, он считал - 500 метров, 200 метров, 100 метров, 50 и команда "Сброс". Чтобы как-то разбавить серьезность ситуации, каждому экипажу, как в школе, ставилась оценка. Если точно попал, то руководитель говорил по рации: "Отлично". Или - "Хорошо". А если молчит, то сам понимай, как хочешь. В первый день было очень сложно. Представляете, там брешь размерами 9 на 15 метров, вот и попробуй со 160-метровой высоты попади. Если мазанул и раньше сделал сброс, то можно было Киев отключить, потому что третий блок еще работал. Ударная нагрузка на крышу 3-го блока составляла 200 кг на один квадратный сантиметр. Но если забомбить четырьмя тоннами, то понятно, что могло произойти. Через несколько дней бомбежки свинцом, специалистам стало ясно, что болванки, падая туда, только поднимают радиационный фон, разрывая пленку. Поэтому 3 мая было принято решение забрасывать все это дробью. Свезли дробь со всей Украины - от бекасиной до картечи. Лишили всех охотников! Было брошено в реактор 120 тонн дроби. Украинский завод "Арсенал" разработал в считанные дни приспособления для засыпки в парашюты дробь. Один мешок, как сейчас помню, был весом 10 килограммов и стоил 30 рублей.

Какие были бытовые условия?

Мы работали с шести утра и примерно до четырех дня. С перерывами на обед, разумеется. Еду нам привозили в первые дни прямо к вертолету. Кормили на убой. Жили мы в профилактории Черниговского камвольного комбината. Первые два дня нам давали таблетки. Такие крупные, белые. Мы выпили и нам как будто кол вставили в позвоночник. Все внутри жжет. Потом мы отказались от них. Через несколько дней развернули полевые бани.

Запрещено было вам связываться с родственниками?

Такого официального запрета не было, никто нам не запрещал и в город выходить, но дело в том, что телефонная связь нигде не работала. В первый раз я позвонил домой 3 мая. Мои уже знали от сослуживцев, что я улетел на Украину, но догадались, в связи с чем, только после первого заявления Михаила Горбачева 30 апреля о "технологическом выбросе". Но, конечно, сообщать по телефону жене, что здесь произошел ядерный взрыв, я не решился. Хотя специалисты на месте - химики, ядерщики - нам уже точно сказали о самом натуральном ядерном взрыве с распылением заразы на сотни километров.

А что думали про свое здоровье?

Мне было 38 лет, особо за здоровье первые дни не переживали. Для нас была установлена доза облучение - не более 25 рентген. Как бы. Описали нам такую схему: один вылет - один рентген. Но, понимаете, находится в 8 километрах от реактора и считать таким образом - просто смешно. Естественно, мы получали соответствующие уровни облучения и на земле, и в воздухе. На нас был обычный химкомплект с респиратором плюс кабина летчика выкладывалась 2-сантиметровым свинцом. 2 мая был самый тяжелейший день. Поднялся сумасшедший фон. Нам запретили работу до 15.00. Даже на втором поддиапазоне все датчики зашкаливали. Непосредственно над реактором 800 рентген было. Потом стало под 1200 рентген. Второго же числа решался вопрос об отселении Киева, мы тоже об этом знали. В тот день ветер 10-12 м в секунду как задул в направлении Киева. Но потом ветер плавненько начал разворачиваться на юг, а затем по кольцу вернулся.

Особистов видели?

В первые вылеты с нами был один особый человек под видом замполита. Я еще спросил, зачем прикомандировали его, у меня же есть свой замполит. Ну тут мне сразу объяснили, кто он такой и что выполняет. Он смотрел, что там творится на реакторе. Может еще, хотел посмотреть, как экипаж будет вести себя в такой экстремальной ситуации.

Приходилось общаться с местным населением?

Очень плотно общались. В профилактории остался же весь персонал - от дежурных до уборщиц. В первые дни все питались только слухами, понимая, что что-то произошло, но никуда не уезжали, не зная величайшей опасности. 1 мая все вышли на праздничные демонстрации. Люди на рыбалке, на огородах находились. Помню такой случай - 2 мая, когда произошел мощнейший выброс радиации, вертолетчики заметили между рыжим лесом и Припятью семью, которая сажала картошку. Лошаденка стоит, мужик и две женщины. Это в трех с половиной километра от реактора! Там каждый экипаж летел и орал по рации: "Да уберите людей!"

Когда вы уехали оттуда?

14 мая и сразу нас направили на 24-дневную реабилитацию в Ригу. А через 11 лет я получил орден Мужества. У меня такая судьба - 29 апреля 1984 года меня отправили в Афган на полтора года. А 27 апреля 1986 года - в Чернобыль.

А где было страшней?

Честно говоря, в Афганистане было не так страшно, хотя меня однажды сбили моджахеды. Это произошло 18 мая под населенным пунктом Бахарак. Так вот, чернобыльские события будут покруче того, что я пережил там, в Бахараке в падающем вертолете. В Чернобыле все невидимое, не пощупаешь, откуда идет опасность...

Что пожелаете чернобыльцам?

Вспомнить тех, кто были первыми - заместителя командира эскадрильи Ояра Вилируша, он сейчас в Каунасе живет, командира экипажа Олега Кузнецова, Бориса Нестерова, который разработал системы сброса песка в реактор... Вспомнить тех, кого с нами нет. А всем кто живы, пожелаю здоровья и еще раз здоровья!


Немає коментарів:

Дописати коментар